Вновь с тобой - Страница 16


К оглавлению

16

Габби ответила на это, не тратя слов, и Марк поцеловал ее с такой нарастающей страстью, что, когда прибыло такси, они с немалым трудом разомкнули объятия. Габби опоздала в аэропорт, но, прибыв туда, узнала, что ее рейс отменен из-за непогоды. Она обменяла билет на завтрашний рейс, позвонила в Люцерн, в школу, и сообщила, что задерживается.

В радостном порыве Габби хотела позвонить также Марку и сообщить ему приятную новость, но затем решила, что куда лучше вернуться в его квартиру и устроить сюрприз. Приехав к Марку, она в полной мере ощутила все последствия бессонной и страстной ночи. Соблазн подремать оказался непреодолимым.

Потом Габби разбудили голоса в соседней комнате и она стала невольной свидетельницей разговора, который и спустя семь лет помнила до последнего слова, до малейших интонационных нюансов. Сказать, что, обнаружив предательство двух близких людей — родной тетки и жениха, Габби была потрясена, значит, не сказать ничего.

Убедившись, что Пруденс и Марк наконец ушли, она встала и оделась. Слезы застилали ей глаза, крупная дрожь сотрясала тело. Габби вызвала по телефону такси и, когда оно прибыло, попросила доставить ее в отель неподалеку от аэропорта. Всю дорогу она сидела прямо и неподвижно, словно окаменев. В отеле Габби зарегистрировалась, поднялась в свой номер и без сил рухнула на кровать. Думать она могла только об одном — о своем ужасном открытии.

Пруденс, любимая тетка, на которую Габби всегда взирала с обожанием, ждет ребенка от Марка Ленокса! От человека, за которого вот-вот должна выйти замуж ее племянница. От непереносимой боли Габби громко застонала и уткнулась лицом в подушку.

Пруденс Смолл была очень хороша собой — высокая и светловолосая, как ее брат Алекс, с изящной фигуркой, которой завидовали женщины и помоложе. Гибкое тренированное тело помогло ей успешно скрыть беременность. Габби содрогнулась, припомнив, как поддразнивала тетку: та, мол, чревоугодничает и все толстеет, оттого и стала одеваться в балахоны, скрывая складками и свободным покроем позорный недостаток.

Габби вдруг вскочила, опрометью бросилась в ванную, и там ее вырвало. Обессилев, она долго сидела неподвижно и дрожала всем телом. Боль была так велика, что Габби продала бы черту бессмертную душу, только бы сбежать сейчас в «Блу Пайнс» и выплакаться в объятиях матери… Однако это невозможно, потому что в деле замешана Пруденс. Значит, надо стерпеть все в одиночку и вернуться в Люцерн. Там, немного успокоившись, она напишет Марку и сообщит, Что между ними все кончено. Это письмо будет ждать его, когда он вернется из Шотландии. Отсрочка даже к лучшему. К тому времени, надеялась Габби, она свыкнется с мыслью, что Марк Ленокс больше для нее не существует. Она сменит номер телефона, а если бывший жених вздумает позвонить в школу, попросит, чтобы ему не сообщали ее новые координаты. Только одно сейчас может исцелить ее раненую душу — никогда больше не видеть Марка Ленокса. А летом она вызовется поработать в школьном лагере, чтобы быть подальше от Пруденс, когда родится ребенок. Ребенок Марка.

Габби разрыдалась и долго не могла успокоиться. Она прибыла в Люцерн с распухшим носом и с красными глазами — пришлось солгать, что простудилась.

Марк слушал Габби в полном молчании, лишь изредка яростно мотая головой, словно открещиваясь от ее рассказа. Когда она закончила, он без единого слова встал и вышел из гостиной. Габби смотрела ему вслед, прикусив губу и гадая, что же ей теперь делать. К ее удивлению, Марк вернулся с бутылкой виски и двумя стаканами.

— Знаю, ты терпеть не можешь виски, — сказал он, предвосхитив ее отказ, и отрывисто добавил: — Разве что твои вкусы изменились. И все-таки я считаю, что нам обоим надо выпить что-то покрепче кофе.

Да он в бешенстве, неприязненно подумала Габби. Как будто это я, а не он, во всем виновата!

Марк плеснул виски на самое донышко, протянул ей стакан и велел выпить. Габби подчинилась, морщась от неприятного вкуса, но втайне радуясь хмельному теплу, которое тут же растеклось по телу. Марк отпил из своего стакана и сел, вытянув ноги, на потертый кожаный подлокотник дивана. Лицо его было непроницаемым.

— Недурная история, — наконец заметил он.

— И, заметь, до последнего слова — истинная правда! — огрызнулась Габби, раздраженная тем, что не видит ни малейшего признака раскаяния.

— Лишь отчасти.

Она нахмурилась.

— Так ты отрицаешь, что Люси — твоя дочь?

— Разумеется, отрицаю! — презрительно бросил Марк. — Если бы — если бы! — я сделал женщине ребенка, то не отдал бы его на воспитание чужим людям.

Габби тупо смотрела на Марка, потрясенная до глубины души. Она пришла сюда, свято уверенная в его виновности… однако и слова его, и голос были предельно искренни.

— Я тебе не верю, — сказала она наконец больше по привычке, чем из убежденности.

— По-твоему, я стал бы лгать в подобном деле? — жестко спросил он.

Габби не отрываясь смотрела ему в лицо, каменное от ярости.

— Но Люси ведь вылитая ты. Черные волосы, глаза…

— У Ники тоже карие глаза, — напомнил Марк.

— Да, но золотисто-карие, а не зеленоватые, как у тебя… и у Люси. — Габби прерывисто вздохнула и протянула ему пустой стакан. — Можно еще?

— Нет. Я предпочитаю вернуть тебя родителям относительно трезвой.

Она встала.

— Так будь добр, сделай это прямо сейчас.

— Сядь! Так легко ты от меня не отделаешься.

— Послушай, Марк, я знаю, что ты злишься… — начала Габби, но он резким жестом оборвал ее на полуслове.

16